Приманка - Страница 41

– У тебя глаза меняют цвет, – с интересом заметила она. – На солнце они блестят золотом, как монетки, в тени становятся карими, как заварка чая в чашке, а в темноте делаются черными, как омуты. – Запнувшись, она добавила: – Вот сейчас они совсем темные.

– М-м... – пробормотал Даг. Каждый его вздох был полон ее кружащим голову запахом... Не может же он перестать дышать!

Какое-то движение на верхушке дерева привлекло внимание их обоих.

– Смотри, краснохвостый сокол! – воскликнула Фаун. – Ну разве не красавец! – Она повернулась, провожая птицу взглядом. Четкий силуэт рисовался на небе, рыжие перья хвоста казались пылающими на фоне размытой синевы. Поворачиваясь следом за соколом, Фаун своей маленькой горячей рукой оперлась о Дага – и попала прямо в его напряженный член.

Даг дернулся так резко, что свалился с лошади.

Падение на спину вышибло воздух из легких Дага. К счастью, упавшая следом Фаун приземлилась на него, так что не ушиблась. Даг ощутил ее мягкую тяжесть и быстрое дыхание на своем лице. Зрачки Фаун расширились не только из-за лесного полумрака. Повернувшись и опершись на руку, Фаун пристально уставилась на губы Дага.

«Ну же, поцелуй меня!» Даг стиснул кулаки и прижал их к траве, чтобы не дать себе навалиться на Фаун, и облизнул пересохшие губы. Влага с травы и земли начала проникать сквозь его штаны и рубашку. Даг чувствовал каждый изгиб тела Фаун и каждый изъян в ее Даре. Отсутствующие боги, он был уже на полпути к тому, чтобы соединить свой Дар с ее...

– С тобой все в порядке? – выдохнула Фаун. Дага охватил ужас, сразу же пригасивший его возбуждение: падение могло повредить что-то у Фаун внутри, и тогда началось бы кровотечение, такое же, как и в первый день... Чтобы отнести ее обратно на ферму, потребуется не меньше часа, и девушка, и так уже ослабевшая, может не выжить после еще одного такого несчастья.

Фаун сползла с Дага и, тяжело дыша, неуклюже уселась на землю.

– А ты как? – в свою очередь поинтересовался Даг.

– Вроде ничего. – Фаун морщилась, но терла локоть, а не живот.

Даг сел и провел рукой по волосам.

«Дурак, дурак, разве можно так распускаться! Ты мог ее убить!»

– Что случилось? – спросила Фаун.

– Я... мне показалось, что я что-то заметил краем глаза, но это оказался всего лишь блик на стволе. Я не думал, что шарахнусь, как пугливая лошадь. – Оправдание было самым беспомощным, какое только можно придумать.

Кобыла, как оказалось, была взволнована меньше, чем каждый из всадников. Она просто отошла от них на шаг и теперь мирно паслась в нескольких ярдах от тропы, посматривая на людей с кротким удивлением. Поняв, что больше неприятностей не случится, она опустила голову и принялась щипать сорняки.

– Ну да, после появления того глиняного человека утром неудивительно, что ты нервничаешь, – мягко сказала Фаун. Она с новым беспокойством стала всматриваться в чащу, потом оперлась о плечо Дага, встала на ноги и попыталась отряхнуть грязь с рукава. Даг сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить колотящееся сердце, тоже поднялся на ноги и пошел к кобыле. Упавший ствол в нескольких шагах от тропы послужил вполне удобной ступенькой, чтобы снова сесть верхом. Даг подвел к нему лошадь, и Фаун послушно двинулась следом. Если все начнется сначала, испугался Даг, он опозорится снова, не успев доехать до Глассфорджа.

– Сказать по правде, – солгал он, – моя левая рука несколько затекла. Как ты думаешь, не смогла бы ты некоторое время ехать позади меня, сидя боком?

– Ох, прости! Мне было так удобно, что я и не подумала, что тебе может быть тяжело! – искренне принялась извиняться Фаун.

«Ты и представить себе не можешь, как тяжело». Даг усмехнулся, стараясь скрыть свою вину и приободрить девушку; правда, у него возникло опасение, что улыбка получилась придурковатой.

Они снова влезли на лошадь. Фаун устроилась, изящно свесив ножки вбок, а теплыми руками крепко обхватив Дага. И все решительные намерения Дага растаяли в единственном желании: «Опусти руки ниже! Ниже!»

Даг стиснул зубы и ударил каблуками ни в чем не повинную кобылу, чтобы заставить ее бежать быстрее.

Фаун поерзала, чтобы усесться поудобнее, гадая: услышит ли она снова удары сердца Дага, если прижмется головой к его спине? Ей казалось, что этим утром она совсем уже поправилась, но случившееся с ними происшествие напомнило ей, насколько она еще слаба, как быстро любое напряжение заставляет ее задыхаться. Да и Даг, похоже, устал больше, чем показывает, судя по его продолжительному молчанию.

Фаун смутило то, как сильно ей захотелось его поцеловать после их совместного падения. Да еще она, должно быть, ударила его локтем в живот, а он был слишком добр, чтобы жаловаться. Он ведь даже улыбнулся ей, помогая подняться. Фаун заметила, что зубы Дага немного кривые, хотя, конечно, ничего страшного в этом не было, они оставались здоровыми и крепкими, а маленькая щербинка на одном выглядела просто очаровательно. Улыбка его была мимолетной, но насмешливо улыбался он уж и вовсе редко, что было спасительно для пострадавшего достоинства Фаун. Если бы он улыбнулся ей, пока они еще лежали на земле, вместо того чтобы посмотреть так странно – может быть, это была скрытая боль? – она поцеловала бы его и тем самым окончательно себя опозорила.

То издевательское прозвище, которым наградил ее Санни во время их спора насчет ребенка, стояло Фаун поперек горла. Одним насмешливым словом Санни каким-то образом превратил ее зарождающуюся любовь, ее боязливое любопытство, ее робкую решительность во что-то отвратительное, гадкое. Он был рад целовать и ласкать ее в темноте на пшеничном поле, называть ее своей красавицей; оскорбления начались позже. Фаун, конечно, не была уверена, но все-таки... не было ли такое обычным – чтобы мужчины презирали потом женщин, внимания которых добивались? Судя по некоторым грубым словам, которые до нее иногда долетали, возможно, так и было.