Все найденное они отнесли в рабочую комнату Нетти, где Фаун ощипала перья и извлекла из стручков пушинки молочая, после чего Нетти принялась прясть нить из своих излюбленных составляющих: льна для крепости, драгоценного привозного хлопка для мягкости и волокна крапивы, которое она называла «кэч», для блеска, – все они были выкрашены отваром ореховой скорлупы. Фаун, закусив губу, выстригла пряди волос у себя и с особым старанием у Дага, как он понял, не столько из опасения уколоть его ножницами, сколько заботясь о том, чтобы он ко дню свадьбы не стал выглядеть как пугало. Собственные кудрявые пряди она остригла перед маленьким зеркалом. Даг сидел рядом, молча наслаждаясь видом ее локонов и отсчитывая назад часы к их последним объятиям и прикидывая, когда у них снова появится такая возможность. «Три дня...»
Под руководством тетушки Фаун смешала составные части в двух корзинках; Нетти погрузила в готовую массу руки и, ощупав ее, сосредоточенно нахмурилась. Фаун затаила дыхание, ожидая ее вердикта, и в конце концов Нетти решила, что можно приступать к следующему этапу. Подготовка волокон в виде длинных валиков, пригодных для прядения, требовала величайшего старания и трудолюбия, и под конец даже усердные пальчики Фаун устали.
После ужина настала очередь самого прядения. Мужчины Блуфилды решили, что троица занята каким-то диковинным делом, принятым у Стражей Озера, но они давно усвоили, что не следует вторгаться во владения Нетти, и Даг надеялся, что они не заподозрят той тонкой и невидимой магии, которая сопутствовала изготовлению браслетов. После ужина папа Блуфилд и парни занялись обычными вечерними делами; Трил, возясь на кухне, иногда заглядывала в дверь, но молчала.
После некоторых споров было решено, что прясть нити будет все-таки Фаун; она не сомневалась, что Нетти выполнила бы работу лучше, но Даг счел, что чем больше усилий приложит сама Фаун, тем больше будет надежда на то, что браслет будет носить отпечаток ее Дара. Фаун выбрала самопрялку, приспособление, которого до сих пор Даг никогда не видел, сказав, что управляется с ней лучше, чем с веретеном. Когда Фаун наконец уселась, приготовила материалы и почувствовала себя уверенно, дело пошло быстрее, чем ожидал Даг. Вскоре Фаун с триумфом вручила Нетти для инспекции два мотка крепкой, хоть и несколько лохматой нити в два сложения, по текстуре близкой к тесьме.
– Нетти сумела бы спрясть более ровную и гладкую нить, – вздохнула девушка.
– М-м-м... – промычала Нетти, ощупывая пряжу. Она не опровергла Фаун, но потом все же кивнула: – Сойдет.
– Теперь мы можем продолжать? – с нетерпением спросила Фаун. Стемнело, и она уже час работала при свече.
– Утром мы будем более отдохнувшими, – попробовал охладить ее пыл Даг.
– Я не устала.
– Это я буду утром в лучшей форме, Искорка. Пожалей старого дозорного, а?
– Ох... Ну конечно. Работа с Даром выжимает тебя досуха. – Помолчав, она осторожно поинтересовалась: – Это будет так же тяжело, как и с чашей?
– Нет. Наша задача будет гораздо более естественной. К тому же я такое уже делал раньше. Ну... в тот раз спряла пряжу мать Каунео, потому что никто из нас не умел этого делать. А вот сплести браслеты должны были мы сами, чтобы вложить в них Дар.
– Не заснуть мне сегодня, – вздохнула Фаун.
На самом деле она все-таки уснула, хоть Даг из-за закрытой двери и услышал, как Нетти попросила ее не вертеться, а то ее соседство – хуже, чём полная постель клопов. Последнее, что той ночью слышал Даг, был тихий смешок, которым Фаун ответила на слова тетушки.
Сразу после завтрака, как только остальное семейство разошлось по делам, Даг, Фаун и Нетти собрались в рабочей комнате. На этот раз Даг решительно закрыл дверь. Они с Фаун притащили с крыльца скамейку без спинки; Фаун уселась на нее верхом, а Даг – позади нее. Нетти расположилась на стуле рядом с Фаун; наклонив голову, она прислушивалась к происходящему, пытаясь своим слабым Даром охватить всю комнату. Даг наблюдал, как Фаун практиковалась в плетении на веревочке: нужно было сплести прочную косичку из четырех прядей, которую Стражи Озера за квадратное сечение называли «стеблем мяты»; как с удивлением узнал Даг, у крестьян она носила то же название.
– Мы начнем с моего браслета, – сказал Даг. – Главное, как только мне удастся включить в плетение свой Дар, не останавливайся, иначе связь порвется и придется начинать все заново. Мы, конечно, вполне можем так и сделать, но бывает очень обидно довести дело почти до конца, а потом сорваться из-за небрежности.
Фаун выразительно закивала и поспешно закончила приготовления, привязав четыре нити к гвоздю, вбитому в скамейку. Она разложила клубочки, чтобы они были под рукой и нити не путались, сглотнула и сказала:
– Готово. Скажи мне, когда начинать.
Даг выпрямился, вытащил правую руку из перевязи, придвинулся поближе к Фаун и поцеловал ее в ухо, чтобы приободрить и заставить улыбнуться; первое ему удалось, а второе – не очень. Он взглянул поверх головы Фаун и положил обе руки на пальцы девушки, так чтобы касаться и нитей, и рук Фаун. Дар, хлынувший из его правой руки, тут же вплелся в будущий браслет.
– Получилось. Закрепи нити и начинай...
Ловкие пальцы Фаун начали тянуть, поворачивать, сплетать нити. Тонкий поток Дара, соединившийся с плетением, ясно ощущался Дагом, и он заново вспомнил, каким странным было это ощущение в первый раз, в тихом шатре в лесистой Лутлии. И сейчас ощущение было странным, хотя не неприятным. В комнате стояла полная тишина, и Даг подумал, что, наверное, смог бы заметить, как перемещаются свет и тени за окном; солнце еще только поднималось.